На пределе

_{Источник фото: НМИЦ ОНКОЛОГИИ ИМ. Н.Н. ПЕТРОВА}

По сердцу

Эта история случилась еще в Ставрополе, на его малой родине. Молодой хирург Евгений Левченко, третий год работавший в Ставропольском краевом онкодиспансере, завершал операцию по удалению левого легкого с опухолью 41-летнему больному. Все шло стандартно, операция уже была практически выполнена, легкое удалено, бригада готовилась к ушиванию раны. И вдруг... сердце пациента останавливается. В операционной повисает звенящая тишина. Всего на мгновение, но оно сконцентрировано до предела: мысли, решения, дальнейшие действия проносятся в головах врачей с бешеной скоростью. И уже в следующую секунду Левченко рассекает перикард — «сорочку», в которой расположено сердце, и начинает делать прямой массаж сердца. «Плюс был в том, что мы работали в плевральной полости, — рассказывает доктор. — А там все видно и доступно — вскрываешь сердечную сорочку, на одну руку кладешь сердце, другой массируешь. Эффективность действий оценивается по звуковому сопровождению: если массируешь правильно (полностью протезируешь функцию сердечной мышцы), то каждое сжатие рук сопровождается звуком, который свидетельствует о том, что пульсовая волна дошла до периферических артерий». 

«Золотой стандарт» для массажа сердца — 30 минут. Если за это время работа сердца не восстановилась, дальше проводить процедуру бессмысленно — кора головного мозга погибает. И вот уже анестезиологи один за другим выходят из операционной: ситуация безнадежна, чудес не бывает... А Левченко продолжает качать сердце. 40 минут проходит, 50. «И вдруг — уже, наверное, на 55-й минуте — я отпускаю руки... А сердце бьется», — вспоминает он.

Я слушаю рассказ Евгения Владимировича, и приходят на ум слова Серафима Саровского: «Стяжи дух мирен, и тысячи людей вокруг тебя спасутся». Пока вокруг все что-то делят, спорят, жалуются на жизнь и обвиняют друг друга, он работает. И получает результат там, где остальные сдались, списав капитуляцию на безнадежность положения.

Не благодаря, а вопреки

В Центр онкологии им. Петрова хирург из Ставрополя пришел в начале 2000-х годов. Его взяли сразу на должность заведующего отделением — трудяги были нужны. И не ошиблись. Сегодня Евгений Владимирович Левченко — автор 133 научных работ, 12 патентов на изобретения, член правления Мультидисциплинарного общества торако-абдоминальных онкологов, член правления Ассоциации торакальных хирургов России, член Международной ассоциации по изучению рака легкого (IASLC), Европейского общества кардиоторакальных хирургов (EACTS), Европейского общества хирургической онкологии (ЕSSO). Но из всех званий и титулов самое дорогое для него — народное признание. Среди пациентов о Левченко ходят легенды. К нему идут люди, потерявшие надежду на выздоровление, и по цепочке передают друг другу новое слово — химиоперфузия.

Химиоперфузия — это разновидность химиотерапии. Только, в отличие от обычной методики, противоопухолевые препараты вводятся не внутривенно, а таргетно — непосредственно к пораженному участку. Эту процедуру можно сравнить с промыванием — когда химиопрепаратами напрямую обрабатывается или непосредственно место опухоли, или участок, из которого злокачественное образование было удалено. Дозы лекарств в данном случае кратно превышают нормы, принятые для стандартной внутривенной химиотерапии. При этом область, которая подвергается воздействию, максимально изолируется от остального организма — за счет естественных барьеров или с помощью пережатия сосудов. «Высокие дозы цитостатиков направлены на микрометастазы, чтобы они погибали», — объясняет профессор.

Есть и другая методика — когда химиоперфузии подвергается плевральная полость при распространении опухоли на плевру. Это случается при мезотелиоме пллевры и злокачественных плевритах. И опять он на передовой. Опять, как и в молодости, он идет новым, неизведанным путем, который для многих кажется до нереальности странным. А он делает и получает результат. Его пациент со злокачественной мезотелиомой, на котором он впервые применил этот метод в 2007 году, жив до сих пор — 11 лет. В то время, как «нормой» для таких пациентов считается выживаемость от 6 до 12 месяцев.

Последняя надежда

План лечения для онкологических пациентов — вещь сложная, многоэтапная. Любые врачебные решения принимаются коллегиально, в связке работают терапевты, онкологи, химиотерапевты, хирурги. Химиоперфузия в этой цепочке, как правило, крайняя мера. К ней прибегают, когда все остальные возможности исчерпаны. Но нередко именно эта последняя надежда оказывается для пациента действенной. Единственное условие — не должно быть метастазов из легких в другие органы. «Химиоперфузия, конечно, не панацея, нельзя сказать, что она станет “волшебной таблеткой” для всех онкологических пациентов. Вид опухолевого процесса, состояние опухоли — допуск к операции зависит от многих параметров. Но сейчас, когда мы уже накопили достаточный объем клинических данных, можно говорить, что на определенных видах рака этот метод работает хорошо — например, при остеосаркомах», — рассказывает профессор Левченко.

Перфузионные технологии — специализация НИИ онкологии им. Н.Н. Петрова, институт занимается этой темой исторически. Но основным предметом интереса ученых всегда были конечности. Опыт операции на легких — новый этап в развитии технологии. Пришла же методика из кардиохирургии — исследователи отметили, что эффективность препаратов увеличивается при подведении лекарства точечно, к конкретному участку.

_{Источник фото: НМИЦ ОНКОЛОГИИ ИМ. Н.Н. ПЕТРОВА}

Первые 10 операций в НИИ им. Петрова были очень сложными. Сейчас, когда их общее число приближается к 200, они стали рутинной: ежегодно в институте проводится порядка 40 таких операций. И по количеству, и по качеству подобных вмешательств российские ученые намного опережают западных коллег. В Европе операция на одном легком стоит 25 тыс. евро. В России — 110–150 тыс. рублей. Операция с применением метода химиоперфузии включена в высокотехнологичную помощь, но не в федеральный, а в региональный сегмент — дотаций на нее значительно меньше.

Одновременно с развитием технологии врачи собирают и анализируют данные для дальнейшего совершенствования метода — исследуют концентрацию лекарственного препарата в перфузате, в легком. Эти знания дадут возможность более гибко управлять ходом операции и ее результатами. В планах также комплексное многоцентровое исследование. А следующий этап — добиться минимальной инвазивности. Сейчас операция проводится методом открытой хирургии, но уже в ближайшем будущем врачи не исключают возможности перехода на малоинвазивные технологии.

Птенцы гнезда Петрова

...А живет профессор Евгений Левченко в скромной квартирке на окраине Петербурга. Это, кстати, «фирменный стиль» сотрудников НИИ им. Петрова — они в большинстве своем выбирают место жительства поближе к институту. Все подчинено работе. В семье Левченко этот подход воплощен втройне. Жена Евгения Владимировича, Наталья Валерьевна, — химиотерапевт. Старший сын Никита — хирург-онколог, работает вместе с отцом. Младший заканчивает Санкт-Петербургский государственный медицинский университет.

Один из эпизодов детства Никиты стал настоящей семейной легендой. Он тогда учился в начальной школе, и однажды вечером позвонила его учительница с необычной просьбой. На уроке у детей была тема, посвященная профессиональным терминам. Никита Левченко в своем ответе написал следующее: «циркулярная резекция бифуркация трахеи». Чтобы оценить ответ, учительнице понадобилась помощь родителей ученика. «Операционную я первый раз в увидел, кажется, лет в 14. Отец взял меня с собой на операцию. Очень боялся, что мне станет плохо. Но все получилось ровно наоборот — именно тогда я для себя понял точно, что буду продолжать дело отца», — рассказывает Левченко-младший.

Хирургический стаж Евгения Левченко — 28 лет. За это время он прооперировал порядка 4 тысяч пациентов. Одна из операций длилась 18 часов. «Когда подходишь к пациенту, время останавливается», — у хирурга Левченко свой отсчет времени...

_{СВЕТЛАНА ПЕТРОВА}