Дмитрий Шпаро: «Все ради идеи показать, что особенные дети это могут»

Елена Днепровская: Как и когда родилась мысль брать молодых людей с ограниченными возможностями в суровые экспедиции?

Идея отправить ребят на Северный полюс появилась у моего сына Матвея Шпаро в 2008 году. Мы с тогдашним министром спорта и туризма Вячеславом Фетисовым подготовили первую экспедицию, объявив Всероссийский конкурс. В положении у нас было написано, что к отбору допускаются дети из коррекционных школ и детских домов, но в первую команду такие дети не попали. У нас было требование: подростки 16-18 лет должны иметь опыт походов I категории сложности в любом виде туризма – то есть, они должны понимать, что такое палатка, спальный мешок и выдерживать определенные нагрузки. И еще стоять на лыжах. Мы с Фетисовым считали, что они обязаны были иметь опыт участия во всероссийском соревновании «Лыжня России», которое проводилось во многих регионах страны.

Редакция: Как проводился отбор участников экспедиции?

Мы выбирали семерых самых подготовленных – решили, что в команде должно быть семь человек, девочек и мальчиков примерно поровну, – про которых думали, что они готовы пойти на Северный полюс. Нам важно было не ошибиться, потому что это ответственное путешествие, оно не может провалиться. Первая экспедиция прошла на ура, и мы решили продолжить.

Редакция: Когда к экспедициям присоединились особенные дети?

Редакция: Часть детей попадает к вам после участия в каких-либо соревнованиях, но остальные по-прежнему могут присылать вам в Клуб «Приключение» анкеты в надежде отправиться на Северный полюс?

Вениамин Смирнов: А зачем в принципе нужно вести детей и тем более детей с ограниченными возможностями в опасное путешествие?

Редакция: Вы в конце года планируете поход на Южный полюс. Что это будет за экспедиция?

Редакция: Почему вы считаете, что это так важно?

Редакция: А Рик Хансен, кажется, собирался с вами проехать из Владивостока в Санкт-Петербург?

Да, он убеждал меня, что это можно сделать. А потом женился и не поехал. Но я на него нисколько не обиделся. На самом деле, я изначально не верил, что он поедет. Но важно, что эта его идея реализовалась. Трое инвалидов ехали по этому маршруту 108 дней, 11 тысяч километров, и их путь пролегал по таким местам, где в то время инвалидную коляску просто никто не видел. Это был 1992 год, уже постсоветская Россия, а в СССР соревнования инвалидов проходили только на территории прибалтийских республик. Конечно, коляски были, но только в госпиталях и использовались для того, чтобы люди ездили по больничным коридорам. А так чтобы на улицах – у нас и сегодня такого человека нечасто встретишь. Но сейчас все понимают, что это нормально. И пытаются создавать все условия, чтобы люди с ограниченными возможностями жили полной жизнью.

Помню, в 1994 году мы решили организовать марафон из Санкт-Петербурга в Алма-Ату по столицам бывших союзных республик. 10 000 км, 14 человек в команде – по одному из каждой страны. Когда мы искали ребят для этого супермарафона, то ездили по разным городам, и в Таджикистане, в Душанбе нашли только одного человека, у которого была инвалидная коляска. Сафар Боев, майор милиции, пуля попала ему в позвоночник, и он стал инвалидом. Его и включили в команду. Сегодня он председатель Паралимпийского комитета своей республики.

Валентин Недельский: Когда люди преодолевают вместе даже 1000 км, не говоря о 10 000 км, возникает ли у них усталость и раздражение друг к другу?

Людмила Капустина: Дети, хоть вы и готовите их к экспедициям, это не профессиональные путешественники и даже не взрослые, которые могут стиснуть зубы и терпеть. Что делать в ситуации, когда на маршруте ребенок отказывается идти дальше?

В девяти наших молодежных путешествиях к Северному полюсу в общей сложности участвовало 63 юноши и девушки, и таких случаев не было. Один раз у парня возникло на щеке два чирья. Конечно, можно было вызвать вертолет и отправить его «к людям». Но это был бы тяжелый удар, как для него, потому что потом он всю жизнь страдал бы, что сошел с дистанции, так и для команды, ведь экспедиция хороша, когда финишируют все ее участники – будь то яхтсмены, альпинисты, полярные путешественники. Я очень хорошо помню этот случай: Матвей позвонил мне с маршрута в Москву, я был в штабе и следил за ситуацией. Я позвонил врачу, который обслуживает российский спецназ, описал ему все признаки заболевания, и он сказал, что вертолет точно не нужен – сделайте то-то и то-то. Все сделали. Когда через четыре дня я прилетел на Северный полюс встречать этих ребят, от чирьев ничего не осталось.

Людмила Капустина: Какие нештатные ситуации могут возникнуть?

Достаточно провалиться в воду. Это большой шок, потому что мороз, а полностью переодеться невозможно. Ботинки, конечно, будут на примусе сушить, но высушить их до конца не удастся. Значит, придется терпеть больше, чем остальным. Но ты уже давным-давно находишься в состоянии, когда ты готов к этому. Я наблюдал, как люди страдали оттого, что принесли какую-то общую беду. Однажды девочка забыла в вертолете, который высадил команду в точке старта, свой спальный мешок. Как она переживала! Проблему решили, но за счет гардероба других людей. Тяжелая ошибка, но что тут поделаешь! Можно поскользнуться и упасть. Но это все ерунда. Если что-нибудь сломаешь – можно наложить шину. Все инструкторы, которые ходят в походы с детьми, готовы профессионально оказать первую медицинскую помощь. Если говорить о реальной опасности, то на дрейфующей станции обязательно стоит вертолет под парами, готовый вылететь и забрать человека и доставить его в Норвегию или в Мурманск. Если не предусмотрены надежные средства спасения, ты просто не имеешь права организовывать подобные экспедиции.

Андрей Осокин: Когда проще готовиться к таким сложным путешествиям – сегодня или в 80-е?

Когда в 1979 году состоялась экспедиция, которая принесла мне известность – 76-дневный поход на лыжах от берегов Советского Союза к Северному полюсу, наши яхтсмены не плавали по Мировому океану, а альпинисты не поднимались на Эверест, потому что все это было за границей. В СССР это было невозможно, никто не хотел отпускать людей в большой мир.

С точки зрения организации и государственной поддержки, сегодня тоже легче. Главное, чтобы путешественники, отправляясь в поход, всегда заботились о своей безопасности. Не должно быть авантюризма, когда вы идете и не продумываете вариантов, как вас, случись что, спасти. Понятно, что человек имеет права рисковать и ставить какие-то эксперименты над собой, но он не должен подвергать опасности других людей, спасателей, которые будут спасать его в любом случае.

Редакция: Большой портрет Беринга в вашем кабинете появился после перехода через Берингов пролив?

Нет, это отдельная история. В 1991 году мы искали могилу Витуса Беринга. Он родом из Дании, из города Хорсенс, и мы вместе с датчанами искали его на острове Беринга, это Командорские острова. Мы были не первые, но мы нашли. Привезли останки великого капитан-командора русского флота в Москву, за что нас на Камчатке обругали последними словами, потому что там решили, что мы его могилу разорили. Но на следующий год мы привезли останки обратно, перезахоронили. Так что никто Беринга не крал, но в Москве провели очень тщательное исследование, и по черепу методом реконструкции Герасимова восстановили его портрет. Оказалось, что тот Беринг, который был растиражирован на миллионах марок, открыток, учебников и висящих в кабинетах картин, это не знаменитый мореплаватель, а его дядя, придворный датский поэт. Тем исследованием занимался профессор Виктор Звягин, доктор медицинских наук, заведующий отделом Института судебной медицины. Он делал научную реконструкцию лица. Нам пришлось по всему свету искать потомков Беринга, которых оказалось чуть ли не триста человек, а Звягин по сохранившимся частично фотографиям потомков вывел характерные черты лица рода Берингов и, сравнивая их с черепом, который мы привезли, с предельной математической точностью доказал, что это на самом деле был Витус Беринг. А его портрет написала художница Елена Каллистова.

Редакция: У вас за спиной три географических карты. Обычно люди, которые много путешествуют, отмечают на картах флажками места, где им довелось побывать.

Редакция: И все же где на карте ваша самая любимая точка, которую вы вспоминаете?

Это Северный полюс. Если что и вспоминать, то мое путешествие на Северный полюс 1979 года. Мы пришли туда 31 мая в 2:45 ночи по Московскому времени и с тех пор каждый год в это время мы, члены команды, собираемся вместе. Для нас это святой день. Та наша команда из семи человек – это настоящее братство. Мы сообща сделали очень хорошее дело, которым гордились тогда и гордимся сейчас. Помню, тогда к нам на Северный полюс прилетел Андрей Вознесенский, где написал прекрасные стихи: «Опасен полюс и необходим. Лица ребят оплавлены, как в тигле. Пусть компасы магнитные ошиблись. Сверяйте компасы по ним». Эти слова он сочинил про нас.