«Консультируют в директе, смотрят анализы – и за это берут деньги!»

Я работал четыре года в Российском научном центре хирургии, а когда ушел в частную медицину, 95% пациентов из моей записной книжки перестали ко мне ходить, потому что это дорогой центр. Я видел, как в подобных ситуациях некоторые врачи ломаются и начинают придумывать ненужные анализы или операции. С этим надо жестко бороться. Но в некоторых клиниках это не только не пресекают, а даже поощряют. Назначил 10 пациентам анализы (а многие люди до сих пор верят в то, что бренд гарантирует качество медицинской помощи, думают, что раз в центре все так дорого и музыканты играют, значит, им помогут) и получил свои дивиденды. Но эти пациенты могут ошибаться, они не читают современные медицинские ресурсы, тот же UpToDate.

Но есть и начитанные пациенты, они многое знают. Некоторые даже пытаются советовать доктору, что делать.

Я таких пациентов люблю, мне с ними приятно общаться. И я понимаю причину их поведения. Они начитались статей, но у них нет базисного медицинского образования, они не до конца понимают, что статья – это не решение клинической ситуации. Вот есть такая штука, как клиническое мышление. Заходит пациент, а ты уже по его лицу примерно представляешь, каким будет диагноз. Некоторые люди даже обижаются, что с ними мало разговаривают, хотя диагноз поставили правильно. Ну, извините, и так все понятно, вплоть до кредитной ставки по ипотеке (смеется).

Клиническое мышление – это чуйка, и начитанность, знание теории не всегда имеют к ней отношение. Поэтому, когда приходит умный пациент, мы вместе с ним проходим маленький курс – от базиса, с первого курса института, до текущей ситуации, чтобы ему стало понятно. Пациенту надо донести информацию доходчиво, чтобы он все понял и стал твоим соратником в процессе лечения. Не ведомым, не противником, а соратником. Мы вместе несем эту ношу: я – на 40%, а он – на 60%. Это очень важно. На этом зиждется современная доказательная медицина. Пациент должен знать, что с ним происходит. Но и я могу ошибаться. Это реалии медицины. Все объять нельзя, но стремиться надо.

Давайте вернемся к медицинским просветителям. У вас есть проект «Школа медицинского блогера». Чему вы учите: как набрать миллион подписчиков или как правильно создавать контент, чтобы стать профессиональным просветителем?

«Школу» мы ведем вместе с Роксаной Мухарямовой из Казани. У нее самый большой профессиональный блог, в котором она собирает врачей доказательной медицины, – свыше 100 тыс. подписчиков. Мы показываем истории успехов блогеров, имеющих более 100 тыс. подписчиков. Приглашаем их и расспрашиваем, как они этого достигли, чего это стоило. Люди должны понимать, что успех приходит не сразу. Часто начинается так: много работаешь, читаешь, иногда покупаешь подписку на UpToDate – это 400 долл. в год, потом тратишь время, которое мог бы провести с семьей. Анна Левадная говорит, что тратит на свой блог минимум два часа в день.

Отдельная тема, которая меня очень интересует, – юридическая ответственность. Например, блогер рассказывает про какую-то болезнь и консультирует очно: «Позвоните на ресепшн или администратору, я Вас обязательно приму в клинике». Это еще хороший вариант: есть договор, все официально.

Но бывает ведь, что консультируют в директе или скайпе, смотрят анализы, а потом за это берут деньги, от тысячи до 150 тыс. руб. Эти врачи работают в серой зоне, опасной зоне, и это огромный рынок. Поэтому в «Школу» мы пригласили известную питерскую юридическую компанию, которая занимается только медициной. Она привезла не одного, а двух своих юристов, чтобы те сказали: «Ребята, притормозите коней. Это же все до прокурорской, налоговой проверки, а найти подтверждения несложно – сохраняются записи в интернете, скриншоты. Не стоит заигрываться в эти игры». Финансы – очень опасная тема, врачи привычно плохо в ней разбираются.

Еще есть тема хейтерства. Оно присутствует во всех отраслях, но мы, медики, взращены с осознанием, что мы богоподобные, что мы гениальные врачи и никто не смеет сомневаться в нашем решении. Но гадости пишут, и на них нужно уметь отвечать, не потеряв лица, потому что все остается в интернете. Например, в Америке врачам запрещено френдить пациентов. У тебя есть один профессиональный аккаунт и один личный. Личный должен быть закрыт, и пациентов туда нельзя приглашать, потому что это может обернуться трагедией. Были прецеденты, после чего в некоторых американских клиниках ввели должность Chief of Medical Social Network (руководитель медицинской социальной сети. – Прим. ред.), представляете?

Мы зашли на огромную белую льдину, сделали на ней два шажка, а что будет дальше, никто не знает. Поэтому мне хочется оградить людей: не надо с незнакомыми пациентами входить в тесный контакт. Все это надо объяснить блогерам, потому что в погоне за лайками можно наделать ошибок.

Такое количество популяризаторов медицины, врачей и консультантов в интернете – это хорошо или все же плохо?

Глобально это неплохо. Люди хотя бы начнут задумываться о здоровье. Но хотелось бы, чтобы все игроки были честные и грамотные.

Вы явно не тот доктор, у которого нет пациентов. Зачем «Школа медицинского блогера» именно вам?

Все, что я делаю в жизни, я делаю для одного. Когда-то мне повезло, и я начал учиться на научном факультете Первого медицинского университета. Это 28–30 студентов, отобранных из 800 человек со всего потока и со всей России и СНГ. Нас учили только академики и профессора. И мне тогда казалось, что все вокруг очень начитанные и образованные, что все знают, что такое UpToDate, Sci-Hub, PubMed. А когда начал работать, понял, что нет. И я решил, что надо подтягивать хирургическую часть – для этого мы с коллегами сделали школы по грыжам, по проктологии, по онкологии, провели конференции для хирургов всех направлений.

Мы хотим, чтобы все хирурги были одинаково умные и образованные. А то бывает, общаешься с человеком на рядовую рабочую тему, а он не понимает, о чем ты говоришь. Надо, чтобы у всех хирургов были единые знания. Чтобы все были начитанные. Чтобы видели, как красиво и правильно оперировать в проктологии и онкологии. Чтобы знали, что лечить надо по-другому, а не так, как это делает их 75-летний заведующий. Нельзя воспринимать операцию как единственно возможное решение! Например, иногда с метастатическим раком легкого, если его не оперировать, можно четыре года прожить, а если прооперировать – то до года. Понимаете, мы три года выигрываем! И таких историй много.

То же самое в блогерстве. Важно, чтобы блогеры хотя бы одними источниками пользовались, а то иногда такую сложную фантазию несут и транслируют людям. Читатели-женщины выбирают сердцем, они слушают и все впитывают. А потом у нас появляются антипрививочники и куча БАД-любителей. Вот все блогеры написали про массажный коврик. Они опубликовали посты, им прислали его в подарок, а потом все эти коврики со скидкой появились на «Авито». Но так нельзя! По действиям таких блогеров будут судить всех. Но не все же такие. Хочется, чтобы все были хорошими, чтобы не было стыдно за них.

Насколько Российское общество хирургов, в жизни которого вы тоже активно участвуете, формальная организация, чем она занимается?

Эта организация включает в себя примерно 20 тыс. хирургов, хотя в России их около 148 тыс. Но и в Америке не все хирурги входят в ассоциацию. Российское общество хирургов – это боевая единица, которая вхожа в Минздрав, во все палаты. И когда ставят задачу написать клинические рекомендации, обращаются именно в эту организацию. Это такая большая традиционная организация, она развивается.

В ней есть подразделение – Российское общество эндоскопических хирургов, где я член правления, и там мы пропагандируем и внедряем все самые передовые методики. Мы хотим развивать медицину. В лапароскопии еще отстаем в плане оборудования, потому что оно очень дорогое. Представляете, мы до сих пор соединены шнурами со стойками и разным инструментарием, хотя в жизни уже все беспроводное – GoPro на голову надел, и она тебе все на телефон передает. Почему мы не можем сделать так в лапароскопии? Мы это развиваем. Мы очень бойкая организация. Эта организация не про бюджеты и финансы, она про образование хирургов.

Я спросил про это общество неспроста. Фонд «Общественное мнение» хочет организовать сообщество людей, которые заботятся о здоровье сами и рассказывают об этом другим, чтобы создать культуру Заботы о Здоровье.

Объединить медицинских просветителей? Хорошая идея.

С чего бы вы порекомендовали начать?

Так вы приходите к Бадме: «Кого еще ты знаешь?» Я порекомендую вам классных специалистов, которые еще и хорошо рассказывают. По холециститу – Саша Натрошвили, по грыжам – Леша Аболмасов, по прямой кишке – Леша Карачун из Питера. И таких фамилий в списке много. Это профессиональное, очень образованное окружение. И мы знаем, кто это. Мы же все в одной образовательной тусовке.

Вы сказали, что делаете все ради того, чтобы все хирурги были одинаково образованными и умными. Как этого можно добиться?

Внутреннее желание развиваться в профессии. Если его мало, то можно и воздействовать административно (смеется). Если министерство командирует на мастер-класс или конференцию врачей, это совсем не плохо. Очень важно, чтобы все понимали и слышали, о чем говорят ведущие врачи, что изменилось в тактике лечения и диагностике. Но образование может быть разным. С разных фронтов надо заходить. Мы начали выпускать журнал Non nocere.

Давно хотел сделать что-то вроде «Татлера» для загруженных терапевтов и общих специалистов, потому что они безумно много работают, пишут медицинскую документацию, мало читают. Издание, которое легко читается и помещается в женскую сумку. Выпуск такого журнала обходится дорого, но оно того стоит. Так, в Республике Калмыкия, где я советник главы по здравоохранению, каждый номер журнала отправляется и бесплатно доставляется каждому терапевту домой. Пусть читают! Все должны быть одинаково умными! А то ведь большинство врачей не знают, что такое PubMed и UpToDate. У них нет времени рыскать по ресурсам, у них другая задача. Но я их понимаю. Они элементарно не успевают – очень много работают с пациентами, заполняют километры часто повторной бумажной документации. Когда им читать? Они должны современные методы лечения изучать и применять, а у них для этого просто физически нет сил и времени.

Но вы же успеваете вести приемы и оперировать, заниматься просветительской деятельностью и развивать индустрию.

Да я вырос в таком режиме. Весь научный факультет такой. Посмотрите на Сергея Морозова (главный внештатный специалист по лучевой и инструментальной диагностике московского Депздрава и Минздрава России в ЦФО. – Прим. ред.), он вообще неутомимый! Обратите внимание на Александра Петровского из РОНЦ – он постоянно в работе и образовании онкологов. А Михаил Ласков – это вообще наш философ медицины и онкологии, мудрый и опытный. Никогда и никому не отказал, всегда найдет время для консультации сложных пациентов, постоянно помогает всем. Очень горжусь. Кирилл Скоробогатых – самый важный для меня специалист по головной боли, постоянно лечит и образовывает врачей и не врачей. А Рома Комаров, работая в медицинской индустрии, неустанно стимулирует хирургов на образование.

Откуда у вас всех столько энергии?

Нас прет от всего этого – и мы делаем. Когда что-то случится со здоровьем, можно будет сбавить обороты. А пока надо работать. Вдохнул – и видишь: получается! Я на встречах с хирургами всегда задаю вопрос: «Кто проходил колоноскопию после 45?» Обычно это 5–10% врачей! Но если они сами не делают колоноскопию, то естественно они не транслируют это своим пациентам. В Калмыкии 35–40% подняли руки. Есть результат! А для мужчины это главное в жизни. Можно долго готовиться к чему-либо и всем рассказывать, но если нет результата, ты так и останешься прожектером. Мужчина определяется результатами, которых он добился. Иначе никак.

Сегодня утром вы еще были в Монголии, а в середине дня мы разговариваем в вашем кабинете. Что заставило Вас приехать на работу?

У нас пациентка сложная, надо понять, что мы будем делать с ней. И вообще, по работе соскучился уже. Хотя в Монголии мы не отдыхали – 10 операций провели за два дня. Спасибо Онону Балу, мегапопуляризатору хорошей хирургии в Монголии. Хирурги же сразу друг друга признают и дружат.

Что чувствует хирург, когда в 22:30 выходит после семичасовой операции, пьет кофе и идет на следующую?

Кайфую! Конечно, спина болит, я проклинаю все на свете: «Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса»… Но, как говорится, никто, кроме нас. У хирургов тот же принцип, что в ВДВ. В нужное время мы являемся, как тот сгусток энергии в «Пятом элементе», вся наша бригада: анестезиологи, анестезистки, медсестры, санитарки, я как хирург, мои коллеги ассистенты. В мгновение вспыхиваем и делаем свое дело, чтобы пациент через пять дней пошел домой уже без опухоли.

И вот я объясняю: непроходимости нет, кровотечения не было, опухоль занимает 1/3 просвета кишки, явно за неделю ничего не произойдет. Элементарный здравый смысл. Человек должен идти на операцию в спокойствии. Не быть в стрессе. А быть уверенным в хирурге, в медсестрах, в условиях, в которых он будет выздоравливать. Но главное, быть внутренним победителем. Не победителей я не люблю. Когда люди мне говорят: «Ой, я умру». Я говорю: «Так, приходите, когда не захотите умирать».

Заметил у Вас на полке книгу «Несвятые святые» митрополита Тихона Шевкунова. Почему она стоит обособленно?

Потому что я отца Тихона искренне люблю и безмерно уважаю. Сретенский монастырь – это место силы. Там люди другие. У меня это уже третья книга с его подписью, но все время надо кому-то дать ее почитать, чтобы переосмыслить жизнь. Она все время у пациентов и друзей. В этой книге он красиво и очень понятно показал, как пришел к Богу. Это очень простой человек, то есть он научился таким быть, но очень образованный. Он же получил высшее образование по совсем другому направлению и мог бы снимать великое кино и транслировать стандартную в то время идею, но выбрал другой путь. Отец Тихон занимает особое место в моей душе, и если бы я не был буддистом, то был бы апологетом именно его. Я давно хожу в Сретенский монастырь, где отец Тихон служил наместником. Там мне и довелось подружиться с ним. Восхищаюсь этим монастырем и постоянно езжу туда. Там мне хорошо.